– А чего благородного из себя строит?

– Ненадолго. Столламингеры [10] у Салки свое дело знают, выбьют из него дурь. А за убитого идиота нас без жратвы на пару дней оставят. Пусть лучше сам сдохнет…

Окованная железом трость уперлась в грудь, еле прикрытую драными тряпками.

– Тебя называют «милорд»?

– Да, меня.

Еле различимый в слабом свете масляной лампы гном нахмурился и левой рукой отвесил оплеуху рабу. Пока мужчина ворочался на полу, звеня кандалами, бородатый владыка судеб оперся ладонями на набалдашник трости и пробурчал:

– К любому мастеру ты обязан обращаться по званию: господин гэймли. Старшему мастеру положено говорить: господин столламингер. Забывчивость можно вылечить. Получишь десять плетей и сразу усвоишь хорошие манеры. Понятно?

Хейдер поднялся и, вытирая рукавом разбитый нос, четко ответил:

– Да, господин гэймли.

Невысокий мастер задумчиво постучал тростью о пол и снова спросил:

– Чего не поделил с другими?

– Они расстроены, что я знаю, кто мои мать и отец. Похоже, бедняги лишены подобной радости и рождены в канавах, у городских стен.

– Да? А мне известно другое… Говорят, что ты кичишься своим происхождением и до сих пор рассказываешь сказки, как вернешься наверх, где огнем и мечом отобьешь дарованные тебе земли у западного моря.

Мужчина промолчал, равнодушно рассматривая недовольного гнома.

– И с первых фьорсгеттов ты успел трижды сцепиться с другими работниками. Чудо, что тебе еще не расколотили голову.

– Этих работников явно собирались вздернуть. Но передумали и продали вам. Что мне теперь, крыс для них в отработке ловить?

Господин гэймли лишь коротко хохотнул в ответ:

– Ты от остальных висельников ничем не отличаешься, запомни это раз и навсегда. И твое мнение на этот счет меня не интересует… И разговариваю я с тобою только потому, что вчера ты рудничным водоносам подсказал, как присыпками из лазурита грибок на ногах свести. Откуда тайны горного врачевания знаешь?

Бастард устало усмехнулся:

– Лесничий показал. Мы с ним часто в Фрист-ог-Кальдских пределах на волков охотились. У него знакомых из вашего народа много было. Вот разные руды и показал, да кое-какому врачеванию с их помощью научил.

Гном удовлетворенно кивнул и вновь ткнул тростью в грудь кандальнику:

– Все же, что мне с тобою делать? Такие наглые и молодые работники вечно создают проблемы. Грызутся с другими за лучшее место в забое, отбирают хлеб у соседа… Можно отдать тебя бьеделлу [11] , он живо тебе мозги вправит. Но вот незадача, после него ты пару дней проваляешься пластом, а у меня и без того рук не хватает… Что скажешь?

Молодой мужчина покосился на полированную сталь и зло усмехнулся:

– Господину гэймли не стоит волноваться. Я у соседей по забою пайку отбирать не буду. Но и свою не отдам.

– А наутро мне приволокут свежего покойника, который неудачно задохнулся во сне… А работать за тебя Меркера [12] попросим. Ему все равно, где пакостить…

Бородач в темно-коричневом камзоле оперся на любимую трость, подумал и вынес решение:

– В дальний забой пойдешь. Туда старых и немощных согнали, крепких парней не хватает. Жилу уже забросить хотели, но рудный пласт обозначился. Похоже, рано этот забой закрывать. Вот и поработаешь на благо господина Салки. А если крепеж поведет, так вместе со стариками и похороним. Ты все равно долго не протянешь. Или соседи удавят за норов, или Лигг [13] душу твою приберет. Хоть кайлом помахать успеешь, прежде чем сдохнешь.

– Спасибо, господин гэймли. Я постараюсь прожить подольше. Мне еще наверх вернуться надо, долги отдать.

Гном лишь оскалился в ответ:

– Наверх у нас только руду поднимают. А мясо и кости остаются здесь. Навсегда…

Измотанное за бесконечный рабочий день тело лежало неподвижно, жадно впитывая мгновения отдыха. Но разум не желал мириться с окружающей его тьмою и затхлым воздухом и пытался хоть как-то вырваться на свободу. Не имея возможности порвать стальные оковы, человек каждую ночь видел цветные сны, возвращавшие его к залитым солнцем лугам и лесам, к журчанию ручьев и пению птиц. Каждую ночь душа бастарда покидала владения темных богов и отправлялась наверх, чтобы танцевать там вместе со свежим ветром…

– Милорд, с этим волчонком нам не справиться. Если только вы сами направите его, нас он просто не слушает…

Толстый старший повар крепко держал за шкирку семилетнего мальчика, усыпанного мукою с макушки до босых ног.

Хозяин Ланграссена медленно покачивался с пятки на носок, решая судьбу строптивого непоседы. Кто мог подумать, что у погибшего десятника Квинны окажется столь упрямая вдова. Она сумела не только молча ублажить положившего на нее глаз господина, но и выносила своего ублюдка, и тайно нашла в деревне повитуху, которая не побоялась разрешить ее от бремени. Что с того, что своевольную женщину потом прогнали в деревню, где она через год умерла на тяжелых работах в поле? Проблема осталась, вот эта проблема – стоит перед повелителем местных земель: мальчишка, светлым цветом волос поразительно похожий на мать. Худой, нескладный и при этом необычайно задиристый. Сколько раз его уже били законнорожденные сыновья, а он лишь отлежится и снова с упрямством обреченного продолжает бороться за свое место под солнцем.

– Значит, по-хорошему ты не понимаешь. – Кривая ухмылка тронула губы лорда Дейста. – В последний раз ты не только огрызнулся на сделанное тебе Хиарлоссой замечание, но и ввязался с ним в драку. Моему сыну пришлось залечивать сломанный нос, а с твоей спины спустили шкуру плетьми… Но, как я вижу, урок не пошел впрок… Больно было?

Мальчик попытался освободиться из крепкой хватки повара, после неудачи пнул толстую ногу мужчины и с неохотой ответил лорду:

– Больно.

– И вместо работы на кухне тебя все время ловят или рядом с караулкой, или на конюшне. Похоже, что ты считаешь мое слово пустым сотрясением воздуха и делаешь то, что взбредет в твою пустую голову.

– Я хочу быть воином, господин, и защищать твою жизнь с оружием в руках! – Мальчик снова сделал безуспешную попытку вырваться.

– Воином? Ты думаешь, у меня мало воинов?

– Мало. Таких, чтобы готовы были умереть за тебя!

Полные злых слез глаза с вызовом встретили тяжелый взгляд лорда. Мужчина сгреб в кулак спутанную светлую копну волос и долго разглядывал насупленное лицо строптивца. Затем выпрямился и, повернувшись к повару, медленно произнес приговор:

– Отведешь его к Ванстеллу, старик завтра собирается возвращаться обратно, в горы. Посмотрим, кто из двоих упрямцев кому испортит больше крови. Если бастард желает стать воином, пусть сначала изучит науку жизни в лесах. Не уверен, что мне нужны новые солдаты, но от хорошо подготовленного лесничего или охотника я не откажусь.

Ткнув твердым пальцем в лоб мальчику, хозяин Ланграссена все с той же недоброй улыбкой процедил:

– Ванстелл – один из моих лучших людей. Я терплю его несносный характер только потому, что проявляет он его далеко в предгорьях и не забывает при этом, кто его господин. У тебя пять лет, чтобы превзойти твоего учителя. Через пять лет я лично проверю, что ты усвоил… Если результат мне понравится, оставлю в ополчении… Если ты не сможешь меня удивить, то вспомню тебе и сломанный нос Хиарлоссы, и непомерную строптивость… Ты меня понял?

– Да, господин…

– И последнее… Ванстелл учит с помощью тяжелой палки. Очень доходчиво. А кто не понимает, тех без разговоров отправляет назад. Старый пень бережет свое время и не любит возиться с упрямцами. Но для тебя дорога назад закончится в петле. Считай, что мое терпение кончилось и ты получил право дышать лишь благодаря старому лесничему. Любая оплошность за пять лет, и палач подвесит тебя вонять на солнышке. Не хватало еще, чтобы бастарды в моем доме учили меня, как мне жить и как им выполнять полученные приказы.